Интервью с мэром Екатеринбурга. Ройзман — Собчак

Евгений Ройзман: В городе случилась особая ситуация. В город зашли несколько назначенцев. Все люди амбициозные, деятельные. Он с нами не считались, они пытались нас уничтожить по настоящему. Естественно, появилось желание сопротивляться. Для меня это была вынужденная мера. Если я сейчас отмолчусь, то просто растопчут и никто не заметит. Поэтому я вынужден был. Мало того, я их предупреждал: не трогайте меня, вы меня вынудите, вы меня уже один раз вынудили и заставили стать депутатом государственной думы. И я этот механизм очень хорошо знаю. Я терпел до последнего.
…
Нам удавалось реальные решения принимать не имея вообще никакого статуса. Должность мэра, какая бы она не была декоративная, это мэр полуторамиллионного города и, поверьте, если мы столкнёмся с какой-то проблемой, мы эти проблемы умеем выносить. И если об этом говорит мэр полуторамиллионного города, а я не боюсь говорить когда у меня есть ощущение правоты, поверьте, что это услышит вся страна. Рычаги воздействия всегда это люди. Других рычагов нет ни у кого. Я могу от людей что то требовать, просить, склонять их к какому-то мнению, только в том случае, если я сам сделаю первый шаг. Я имею право обращаться к людям, если я сам сделал первый шаг без всякой помощи. После этого всегда все охотно помогают. Я не боюсь работы, я умею её себе искать. Например, скажите мне, какие требуются полномочия, чтобы сесть в машину и объехать все больницы в городе? Поговорить и выяснить что требуется. Выяснить почему некоторые больницы превращаются в бомжатники. Сделать какую-то аналитику и озвучить её. Я так работаю всю жизнь. Я умею обозначать проблему, я умею делать так, чтобы её уже никто обратно спрятать не мог, я знаю где находятся болевые точки и центры принятия решений. Как правило, самые серьёзные дела не требуют каких-то больших бюджетов. Они требуют просто человеческого отношения, внимания и вложения своей собственной энергии. Бюджеты это уже дело десятое.
…
Из администрации президента не выходил никто. Выходили люди близкие к губернатору. Все знают что преследования Аксаны Пановой это личное отношение губернатора, плюс её независимая журналистская позиция. И они позиционируют её как заложника. Но у меня есть ещё один заложник — Евгений Малёнкин. Когда на меня выходили, мне говорят: если ты не снимешься, то Аксане дадут 7 лет. Но если бы я разговаривал с субъектами ведения переговоров, то я бы сказал: нет проблем, я никуда не иду, расскажите мне алгоритм действий (по освобождению заложников). Но они не могут мне такого сказать.